В.А.Чудинов

Расшифровка славянского слогового и буквенного письма

Октябрь 3, 2011

Комментарий к статье Альтшуллера о русском языке

Автор 09:33. Рубрика Рецензии на чужие публикации

Комментарий к статье Альтшуллера о русском языке

В.А. Чудинов

Имя А.С. Шишкова редко рассматривается в истории русской словесности. Именно поэтому я обратил внимание на статью Марка Альтшуллера, которую я привожу целиком (АЛЬ), как обычно, сопровождая своими комментариями.

Начало статьи. Оно содержит два эпиграфа. "Рассуждение о старом и новом слоге Российского языка". Сочинение А. Шишкова; СПб, 1803 и Habent sua fata libelli. Terentianus Maurus. Книги имеют свою судьбу. Теренций Мавр.

«На 2003 год пришлась знаменательная годовщина в истории русской литературы, культуры, общественной мысли, которую, тем не менее, кажется, не заметили ни в России, ни за ее пределами. Двести лет назад в Петербурге вышла книга "Рассуждение о старом и новом слоге Российского языка". Автором ее был человек, вошедший в историю России под именем адмирала Шишкова. Он более всего памятен по знаменитой эпиграмме молодого Пушкина:

Угрюмых тройка есть певцов -

Шихматов, Шаховской, Шишков,

Уму есть тройка супостатов -

Шишков наш, Шаховской, Шихматов,

Но кто глупей из тройки злой?

Шишков, Шихматов, Шаховской!

В своей молодой запальчивости поэт был неправ. Шишков не был ни злым, ни глупым. Однако талантливые стихи запомнились. Наша историческая память (эпиграммы всегда помнят лучше, чем тексты, по поводу которых они написаны) часто несправедлива и одностороння, а в данном случае, безусловно, недооценивает роли Шишкова (положительной или отрицательной - это другой вопрос) в развитии русской культуры и общественной мысли».

Блестящее введение! Констатация недооценки роли Шишкова в развитии русской культуры и общественной мысли, спор с эпиграммой самого Пушкина - для этого необходим не только широкий кругозор, но и определенная научная смелость!

О биографии и о книге Шишкова. «К концу ХVIII века Александр Семенович Шишков (1754-1841) был вице-адмиралом, начальником Ученого департамента Адмиралтейств-коллегии, автором "Треязычного морского словаря на английском, французском и российском языках..." Он был хорошо образованным человеком, всерьез интересовался историей русского языка, отечественной словесностью, пробовал свои силы в стихотворстве, переводах и других сочинениях. "Рассуждение" было первым его значительным полемическим трудом, не столько даже филологическим, сколько общественно-политическим.

Его книга произвела громадное впечатление на всю русскую интеллигенцию. Умный и наблюдательный современник событий, журналист и писатель Н. И. Греч, писал не без некоторой иронии, вспоминая события 1803 года: "Вдруг вышла книга Шишкова (о старом и новом слоге русского языка) и разделила армию русской словесности на два враждебных стана: один под знаменем Карамзина, другой под флагом Шишкова. Приверженцы первого громогласно защищали Карамзина и галлицизмами насмехались над славянщизною; последователи Шишкова предавали проклятию новый слог, грамматику и коротенькие фразы, и только в длинных периодах Ломоносова, в тяжелых оборотах Елагина искали спасения русскому слову" (1)

Другие восприняли книгу со священным трепетом, почти как божественное откровение. Генерал П. А. Кикин, остряк и галломан, после выхода книги Шишкова стал восторженным адептом национальных идей. На своем экземпляре книги написал "Mon Evangile" (Мое Евангелие)»(2). Вождь славянофилов С. Т. Аксаков лучше, чем Греч, понимал общественно-политическое значение "Рассуждения о старом и новом слоге". Много позднее он писал: "Я уверовал в каждое слово его книги, как в святыню!.. Русское мое направление и враждебность ко всему иностранному укрепились сознательно, и темное чувство национальности выросло до исключительности"»

Отличная констатация двух начал в русской словесности: новаторского и консервативного. Сочетание традиций и новаций всегда противоречиво. Тем более, когда новаторство замешано на вестернизации, а традиции - на патриотизме.

Изложение позиции Шишкова.  «Шишкову в высшей степени было свойственно вообще характерное для русско-византийской православной культуры благоговейно-уважительное отношение к слову, восходящее еще к библейской ветхозаветной традиции. Это отношение к Слову как носителю Божественного духа, закреплено в начале Евангелия от Иоанна: "В начале бе Слово и Слово бе к Богу, и Бог бе Слово". Словопочитание отразилось в раскольничьих спорах, где речь шла не столько о духе, сколько о букве Божественных книг. Отзвук этого чисто русского отношения уже в двадцатом веке (1921) прозвучал в прекрасных стихах Гумилева:

В оный день, когда над миром новым

Бог склонял лицо свое, тогда

Солнце останавливали Словом,

Словом разрушали города.

И орел не взмахивал крылами,

Звезды жались в ужасе к луне,

Если, точно розовое пламя,

Слово проплывало в вышине.

Впрочем, священный ужас перед Словом испытывали и большевики, таким образом, не подозревая об этом, отдававшие дань древней русской традиции. Все семьдесят лет своего зловещего правления они смертельно боялись всякой не санкционированной свыше устной и письменной речи.

Шишков относился к слову с мистическим уважением. Для него в слове воплощался дух народный, материализовывалась идея, способная и созидать и разрушать. Он готов был запрещать вредное слово с неменьшим усердием, чем большевики. В записке о цензуре (1815) Шишков говорил: "Наглость слова - не меньше, как и хитрость его: при малейшем нерадении блюстителей нравов, оно обезоруживает их строгость, смягчает суровость, исторгает ласки у гнева, похвалы у ненависти, и безбоязненно тысячами путей распространяет язык страстей и лжи. Такова есть хитрость, смелость и сила слова, употребленного во зло!" (4) (Записки, II, 45).

Слова образуют язык. Язык для Шишкова есть воплощение национального сознания, наиболее полное выражение национальной ментальности. Это - одна из важнейших составляющих национальной культуры, которая мыслилась им, прежде всего, как любовь к отечественному: "Вера, воспитание и язык суть самые сильнейшие средства к возбуждению и вкоренению в нас любви к Отечеству" ("Рассуждение о любви к Отечеству"). "Тезис Шишкова о языке как коллективной памяти народа, отпечатавшейся в историческом прошлом языка - из чего следует тезис о пагубности разрыва с этим прошлым для национального самосознания, - представляет собой квинтэссенцию романтических представлений о языке как воплощении духа народа", - совершенно справедливо замечает современный исследователь(5).

Национальным языком России, с точки зрения Шишкова, должен быть церковно-славянский, который воспринимался Шишковым мистически, сакрально. Он видел в церковно-славянском языке главную сокровищницу национального духа, "мистически связанную с Божественной мудростью еще до принятия христианства... как незыблемое основание веры нашей"(6)»

Благоговейное отношение к слову, как я понимаю, восходит не только к русско-византийской православной культуре, и даже к библейской ветхозаветной традиции, но сокрыто в сотнях тысяч лет культуры ведизма. На камнях, скалах, на геоглифах мы читаем скупые подписи святых мест, а также узнаём о местонахождениях жрецов-мимов. Тут мы не найдём не только многочисленные ныне констатации субъективного свойства «Здесь был Вася», но даже объективные названия топонимов. Разве что указание на державу: Русь Яра, мир Яра. Ибо всё, что не божественно - пустословие.

Комментарии недоступны.






[сайт работает на WordPress.]

WordPress: 7.1MB | MySQL:11 | 0.219sec

. ...

информация:

рубрики:

поиск:

архивы:

Март 2024
Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
« Июнь    
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031

управление:

. ..



20 запросов. 0.374 секунд