В.А.Чудинов

Минорные тона этой скорбной истории скрашивает лишь одна трагикомическая деталь: небезызвестный секретарь Академии наук Эли де Бомон, десятилетия высмеивавший Буше де перта и, наконец, осознавший, что он, как и академия, попал впросак, при сообщении об открытии челюсти поспешил исправиться, чтобы окончательно не прослыть ретроградом, - в мае 1863 года в академическом журнале "Compte Rendu de l'Academie des Sciences". Эли де Бомон известил читателей об открытии буше де Пертом подлинной челюсти допотопного человека! Вот уж поистине - из огня да в полымя...

Но французская Академия наук так и не простила Буше де Перту своего унижения; после его смерти в 1869 году деятели ее (возможно, не без нажима церкви) потребовали, чтобы семейство аббевильского упрямца припрятало "подальше от греха" сочинения покойного!» (Ларичев1981, с. 28-29). Заметим, что с точки зрения социальной психологии мы имеем дело с рядом очень важных закономерностей. С одной стороны, выскочку Буше де Перта из Аббевиля академики хотели "поставить на место", и с удовольствием подхватывали газетную шумиху о подделке (случись такое с кем-то из академиков, Академия приложила бы все силы, чтобы замолчать вновь открывшийся факт несоответствия возраста ископаемого предмета его предполагаемой древности с тем, чтобы гораздо позже весьма скромно отметить, что, к сожалению, при окончательной проверке предположение о палеолитическом возрасте челюсти не подтвердилось). С другой стороны, подлость исследователю устроили не ученые мужи, даже из лагеря скептиков, а простой рабочий, который просто хотел заработать, доставив Буше де Перту именно то, что тот искал; но и рабочего нельзя упрекнуть в заведомом подлоге, ибо Васер не был ученым и не знал, что Буше де Перту требуется не просто какая-то частица тела умершего человека, но человека очень древнего. Равно и как то, что технология оббивки камней в древности и в наши дни могла различаться. Он искренне хотел помочь своему работодателю, а заодно и получить искомые 200 франков. О том, что он тем самым выставит Буше де Перта мошенником, он, видимо, не предполагал. Наконец, третий интересный момент состоит в том, что ученый, подмочивший свою репутацию хоть в чем-то ДО его признания научным сообществом, уже не имеет возможности смыть это грязной пятно в течение всей последующей научной деятельности, тогда как ПОСЛЕ признания его научных заслуг подобный инцидент вряд ли привлечет чье-то внимание; о нем позже будут с шуткой рассказывать как о забавном недоразумении.

Для нас здесь важно то, что иногда первооткрыватель может столкнуться с прямым подлогом, даже если откапывает памятник собственными руками.

Влияние религии. В чем заключается причина такого неприятия новых истин с точки зрения других исследователей? В.И. Ларичев приводит ряд примеров и дает такое объяснение: «В 1450 году был сожжен Самуил Сарс, который предерзостно уверовал в глубочайшую древность человечества. В начале XVII века святые отцы вырвали грешный язык у особо опасного еретика Ванини, который, богохульствуя, уверял, что некоторые народы произошли от обезьян, а первые люди ходили сначала на четвереньках, подобно животным, и лишь значительно позже, благодаря воспитанию, оставили эту дурную привычку. Поразмыслив, инквизиторы пришли к выводу, что Ванини понес слишком мягкое наказание, и признали богоугодным предать всеочищающему огню костра бренное тело Ванини, заблудшей овцы господа. Разве почтенный отец Джон Лайтерут, он же архиепископ Ушер Ирландский, не подсчитал со всем усердием в Кембридже в 1654 году, что создатель сотворил человека из глины точно в 9 часов утра 23 октября 4004 года до рождества Христова? ... Деятели науки все чаще сталкиваются с фактами, которые заставляли усомниться в истинности религиозного толкования вопроса о древности человека» (Ларичев 1990, с. 21). По Ларину получается, что основное препятствие наука о палеолите получила со стороны христианской догматики. Могу согласиться, что так, несомненно, было в XVII веке, но у же в эпоху Просвещения, в XVIII веке с религиозными соображениями можно было не особенно считаться (вспомним многие атеистические положения Энциклопедии Дидро), а что касается XIX века, то их всерьез брать во внимание не приходится. В обыденном мнении и до сих пор живет убеждение, что человек не мог произойти от животных, что бы об этом ни думали ученые.

Трудности от неопытности. Не менее драматичной оказалась история и с признанием существования ископаемого человека. «Ископаемый человек не существовал», - авторитетно заявил Жорж Кювье. Причину этого объясняет В.Е. Ларичев: «Случилось так, что кости ископаемого человека, присланные из Бельгии, как выяснилось, на самом деле принадлежали не человеку, а ископаемому слону; череп из местности Э во Франции оказался панцирем заурядной черепахи, а позвонки, как назло, представляли собой всего лишь части скелета ихтиозавра. Но наибольшее оживление и пересуды вызвал результат осмотра Кювье Homo diluvii tristis testis. Он сумел уничтожающе эффектно завершить спор, показав неблагодарность продолжения работы по проверке сенсационных открытий. В Парижской академии долго потешались, узнав, что "печальный свидетель потопа" - всего лишь ископаемая саламандра» (Ларичев 1990, с. 23). И это тоже прекрасный образец желания не очень искушенных людей произвести сенсацию в науке с одной стороны, сразу заявив о своей находке в средствах массовой информации, и весьма эффектного поучения неучей со стороны светил науки с другой стороны. Правда, в таких случаях обычно вместе с водой выплескивают и ребенка, ибо во второй раз посылать даже подлинные кости ископаемого человека уважаемые ученые остерегутся - на этот раз их непременно примут с презумпцией подделки, и без квалифицированного анализа сразу же объявят фальшивкой.

Но что делать! В каждом новом деле поначалу непременно бывают ошибки, связанные со слабой изученностью проблемы; ведь до работ Кювье палеонтологии не существовало, и до некоторых пор кроме него никто и не мог отличить кости человека от костей ископаемых животных. Так что в данном примере нет ни злого умысла, ни вопиющей некомпетенции. Полагаю, что никто из читателей ни разу в жизни не сталкивался с костями ископаемой (то есть несуществующей в наши дни) саламандры или ихтиозавра, и принять ископаемой животное за ископаемого же человека (то есть не сегодняшнего, а какого-то иного, возможно, очень крупного) несложно. На месте маститого ученого следовало бы проявить корректность и поблагодарить людей за посылку редкостной находки, хотя она и оказалась не совсем той, какая предполагалась авторами открытия. Но на этом основании нельзя приходить к заключению о том, что кто-то сознательно старался водить палеонтологов за нос. Поспешные обобщения Кювье сделал, видимо, потому, что в его картину всемирных катаклизмов  и полного создания новых видов организмов человек не вписывался. А потому из всех видов доказательств его несуществования были выбраны ошибки непалеонтологов, и эти бескорыстные энтузиасты были подняты на смех, хотя почти наверняка найденные ими кости ископаемой саламандры и ихтиозавра были с благодарностью приняты палеонтологическими музеями. Да, исходя из совершенно правильной мысли они, не будучи специалистами, привели неверные доказательства, что, однако, не умаляет их здравого предположения. Полагаю, однако, что даже если бы Кювье были присланы кости действительно ископаемого человека, он бы и в этом случае нашел их несоответствия костям современного человека и на этом основании отверг. Только тут ему пришлось бы гораздо труднее. А так дело решилось само собой.

Но после того, как в 1825 году при раскопках в Англии пещеры Кенте Хол около Торки археолог Мак Инери  нашел кости человека вместе с оббитыми камнями и костями пещерного медведя и пещерной гиены в слое сталагмитов, можно было говорить о прямом подтверждении существования ископаемого человека. Но результаты этого исследователя подтвердили позже и другие ученые: в 1828 году Турналь нашел аналогичные остатки человека, медведя и гиены при раскопках Бизского грота, а еще через год Кристоль сообщил о находках в окрестностях Пондра остатков человека и костей носорога и гиены. А в 1833 году, через год после смерти Жоржа Кювье, археолог Шмерлинг нашел в окрестностях Льежа в Бельгии кости человека вместе с костями мамонта, шерстистого носорога, пещерного медведя и гиены, и вместе с грубо оббитыми камнями (Ларичев, 1990, с. 24). Так что взгляд противников Кювье был теперь уже обоснован документально. Заметим, что особой сенсации это не вызвало, ибо с одной стороны, мысль об ископаемом человеке (даже в случае неудачной попытки доказательства его существования) уже была внедрена; с другой стороны, как мы уже отмечали, противник этой точки зрения перешел в иной мир, и теперь возражать было некому.

Не надо полагать, что речь идет о взглядах консерватора от науки и тем более - о мракобесе или обскуранте, никоим образом! «Следует признать, - отмечает В.Е. Ларичев, - что новые идеи относительно истории человеческого рода с трудом пробивают себе дорогу, ибо вывод Кювье всецело соответствовал духу официальной науки, не допускавшей мысли об эволюции в животном мире. Этот мир представлялся стабильным, изначально не подверженным каким-либо изменениям. Единственное, что периодически нарушало его покой, - это катастрофы... Эффектная теория катастроф Кювье, в сущности, - наукообразная реплика библейского мифа о творении мира создателем и об уничтожении им погрязшего в пороках человечества и бессловесных животных тварей» (Ларичев 1990, с. 24). Так что здесь речь идет об определенной научной картине мира эпохи Кювье, куда эволюционное появление человека никак не вписывалось. Идея его морфологического изменения обогнала свое время, и была бы с восторгом принята век спустя. Заметим, что "дух официальной науки", то есть состояние социального субъекта, в данном случае научной общественности, на начальном этапе развития научной гипотезы оказывается сильнее, чем вполне здравые предположения, раскрывающие истину.