В.А.Чудинов

Так было на подступах к изданию первой книги, но когда я сдал книгу в издательство, начались сложности. Когда я готовил статьи, то все мои иллюстрации я давал в редакторе Paintbrush, а затем перемещал в Word, и они нормально выглядели в печатном виде. Но в «Вече» главный специалист по компьютерам запретил мне давать иллюстрации в редакторе Word, хотя разрешил их давать в расширении .bmp, так что мне пришлось все изображения загонять в несколько больших файлов в директорию «Мои рисунки». Но качество изображений при этом только ухудшилось, а на одном файле размещалось несколько десятков иллюстраций, которые верстальщику было довольно сложно выуживать, поэтому компьютерщик, ничего не объясняя, предложил опять перейти в Word. Но тут выяснилось, что 2-3 иллюстрации съедают порядка 1 Мб ёмкости дискеты, так что все рисунки заняли не менее 30 дискет - на это у меня ушло 2 дня труда. Специалист дал мне какую-то памятку на 10 страниц о том, как надо оформлять рукописи; я попытался ее прочитать, но больше половины текста вообще не понял, о чём я ему и сказал. Однако с этого момента для работников издательства я стал выглядеть неким человеком второго сорта, которого можно иногда вызвать среди недели для выяснения каких-то вопросов, но не больше. Напротив, для того, чтобы мне с ними поговорить по моей инициативе, даже когда я приходил в издательство, мне нужно было запастись терпением и ожидать, пока они освободятся. Они вели себя так, будто делают мне огромное одолжение, выпуская совершенно неготовую к изданию книгу. А потом и вовсе замолкли, и примерно год я был в неведении, продвигается ли моя рукопись в плане работы, или нет. Звонки в издательство, к сожалению, неопределенности не снимали.

Но вот через 12 месяцев, а это было уже в 2002 году, меня пригласили посмотреть готовый оригинал-макет; было около 12 часов дня, и в этот день я не работал. Прочитать более 300 страниц внимательно за этот срок физически невозможно; я почувствовал себя как бы борцом с огнём на пожаре; о том, чтобы спасти всю рукопись, речь уже не шла - мне было только в пору справиться с теми мелкими огрехами, которые возникли в списке литературы при перенесении текста из редактора Word в редактор PageMaker. Исчезли все умляуты немецких букв, перечеркнутые датские и польские буквы, «корона» на чешских буквах и даже украинская буква И латинская с двумя точками. Меня это крайне поразило: я дал издательству полностью выверенный текст, а мне подсунули какую-то кашу, причем никто вообще и не пытался привести её к нормальному виду; а когда я робко заикнулся о корректоре, мне ответили, что корректор правит только русский текст, а корректора по иностранным языкам у них нет. Так что либо я за эти 6 часов исправляю текст, либо они выпускают книгу так, как она есть, поскольку завтра же они везут книгу в соответствии со своим графиком работы в типографию. И я понял, что если я не сделаю всю правку сейчас же, то, даже если руководство мне пойдет навстречу и отсрочит сдачу оригинал-макета на пару дней, то выпуск книги может затянуться еще на пару месяцев, а то и на полгода. Иными словами, технический персонал именно в моей книге никак не был заинтересован, и меня пригласили просто так, чтобы потом не было моих претензий о том, что мне книгу так и не показали. Показали же! А исправление всех огрехов - это моя проблема. И если со списком литературы (в несколько десятков страниц, поскольку я нумеровал ссылки, а не книги) я как-то справился, то иностранные надписи в тексте я нашел, видимо, не все. Но вот конец рабочего дня, и я был вынужден подписать бумагу, что претензий по оригинал-макету не имею. Домой я еле доплелся, и сразу, не обедая и не ужиная, лёг спать - как бегун на длинную дистанцию после марафона. Такого рода перегрузки в моей жизни возникали редко.

Естественно, мне было любопытно, как обходят такие трудности другие авторы. А так как в то время я находился в контакте с Александром Игоревичем Асовым, он мне рассказал, что он сам делает оригинал-макет, то есть, насколько я понимаю, делает книгу сразу в редакторе PageMaker; а текст и иллюстрации, которые, само собой разумеется, не поместятся ни на какие дискеты, приносит сразу вместе с компьютером типа Ноутбук. И, как я догадался, видимо, еще и получает некоторую сумму от издательства как верстальщик. Однако он освоил этот редактор PageMaker, как я понял, еще будучи сотрудником журнала «Наука и религия», из которого недавно ушел. Я тоже когда-то работал в качестве сотрудника редакции одного издательства, но тогда такой техники в издательствах не было. Но меня опыт Асова впечатлил, я прочитал об этой издательской программе соответствующую литературу и понял, что ее использование с самого начала предполагает хорошее знание объема предстоящей книги, наличия всех рисунков (и представления об их размещении), то есть, тех сведений, которые обычно появляются к концу работы в программе Word. Иными словами, когда книга с точки зрения автора уже готова, и ее требуется только оформить с точки зрения издателя. А из этого следовало, что так удобно перелицовывать старые книги, в чем Асов мне косвенно и признался. Он сказал, что живет только на гонорары от книг, а потому каждые два месяца должен сдавать в издательство новую книгу. По своему опыту знаю, что за два месяца можно написать одну главу, но никак не целую книгу. А вот переставить главы, что-то выбросить, а что-то такое же по объему добавить, за два месяца можно. Но такой путь переиначивания своих произведений я с негодованием отбросил. Я имел столько новых пока еще нереализованных замыслов, что разменивать по мелочам вовсе не желал.

Тем не менее, каждый человек идёт своим путем, за что его осуждать никак нельзя; пользуясь тем, что он уже давно сотрудничает в качестве автора с издательством «Вече», я попросил его ускорить издание моей книги; но, насколько я понял, даже если он и передал в издательство эту просьбу, она не возымела ни малейшего действия, поскольку в издательстве имелся внутренний график выпуска литературы, который никто не желал ломать. В принципе я это понимал, но всё-таки попросил Асова, подыгрывая его роли «благодетеля», которую он взял на себя, рисуя себя как своего человека в «Вече».

Именно Асов мне позвонил о том, что моя книга вышла. Но этот телефонный разговор у меня с ним стал последним, поскольку, как выяснилось, я в своей книге ссылался на него как на А.И. Барашкова, а фамилию Асов считал псевдонимом. Он же мне сказал, что такая трактовка - это козни Антона Платова, и хотя он по отцу был Барашковым, но по матери всегда был Асовым, и эту фамилию носит сейчас, так что это - никоим образом не псевдоним. Я этого не знал и извинился, но он никаких извинений не принял. И еще он остался крайне недоволен тем, что я подметил его ошибки в дешифровке надписи на памятнике князю Бусу, где последнюю строчку надписи он представил, как 30-е лютеня. А такого быть не может, поскольку в лютене 28 дней, а в високосные годы - 29. На это он обиделся еще больше, и стал мне говорить, что я ничего не понимаю в календарях, тогда как он - признанный специалист в этом деле. Я не стал спорить, а только указал, что именно на него я и ссылался - в одной из статей, подписанных еще фамилией Барашков, он же утверждал, что в лютене 28 дней, а в високосные годы - 29. Тогда он, смутившись, сказал, что имеет право на изменение своей точки зрения. Разумеется, имеет. Но, поскольку книгу о надписи князя Буса он выпустил позже, он должен был отметить, что изменил свое мнение. А без этого у него получалось противоречие с самим собой. Что я и констатировал в книге. И что он вычитал, убедив меня в том, что он прочитал книгу, и что она действительно вышла. Но радость от выхода книги была омрачена разрывом отношений с Асовым, которая произошла, как мне тогда казалось, на пустом месте. В мои планы вовсе не входила ссора с ним.

Как обычно, часть тиража, а именно 100 книг, я решил взять у издательства в счет гонорара, чем его существенно уменьшил. Не было у меня и транспорта, кроме сумки с колесиками, так что за тиражом пришлось ходить трижды, и потом весьма медленно идти с тяжелым грузом домой; теперь поход туда и обратно занимал полтора часа. Однако, сложив книги в своей комнате, я был безмерно счастлив: данная серия оформлялась как подарочная и обложка выглядела великолепно! Отпечатали книги тиражом в 7 тысяч экземпляров на хорошей бумаге (не на газетной), так что моя монография смотрелась как дорогое и весьма солидное издание. В этом я весьма признателен издательству «Вече»! Никаких правок, как это делали государственные издательства, оно не вносило, авторский замысел был воплощен без искажений. Чего же еще желать? Всё это кружило мне голову. Я решил, что как автор на книжном рынке я состоялся. Но я ошибся.

Последствия издания первой монографии по славянской письменности. Я задумывал книгу не как одну, а как две: первая должна была показать, какие виды письма у славян существовали по общепринятому мнению, а во второй - предъявить совершенно новый тип письма, руницу, о которой большинство населения не имело ни малейшего представления. Но в беседе с Сергеем Николаевичем Дмитриевым, главным редактором «Вече», я понял, что целесообразно издавать не две маленьких книги, а одну большую. Иными словами, первая часть была необходима, чтобы подготовить читателя к восприятию второй, а во второй кратко, но убедительно продемонстрировать свои дешифровки и свое понимание этого вновь открытого типа письма. Мне казалось, что широкая общественность должна была непременно обратить внимание на эту работу, поскольку каждая дешифровка новой письменности, начиная с исследований Жана Франсуа Шампольона, всегда имела огромный резонанс у читающей публики. Однако в целом я ошибся. Сказать, что после этой книги меня заметила общественность, я не могу. Никаких откликов в СМИ не последовало, словно я ничего не выпускал.

Впрочем, кое-кем я оказался замеченным, но только теми, кто сам занимался проблемами альтернативной истории. Сначала меня пригласили в некую группу, размещавшуюся в одном здании со входом в метро «Фрунзенская», где меня выслушало примерно два десятка человек. По сути книги вопросы задавали редко, больше по смежным проблемам; у меня возникло впечатление, словно людям было просто любопытно посмотреть на меня, как на некое странное существо, которое пишет книги по проблемам русской письменности, не более. Позже никто из членов этой группы мне ни разу не позвонил и никогда более со мной не пересекался. Так что мой энтузиазм, связанный с надеждой на творческий контакт с какой-то группой исследователей, погас.

Второе приглашение последовало от группы «Цивилизация», где я выступал дважды. Здесь я, в частности, познакомился с такими исследователями, как С.И. Валянский и Д.В. Калюжный, книги которых у меня имелись дома. На этих исследователей я обратил внимание как на более тонких интерпретаторов хронологических несоответствий в современной историографии по сравнению с А.Т. Фоменко, хотя сам я проблемой новой хронологии не занимался. Мне казалось, что открытие нового типа русского письма само по себе настолько ново, что присоединение к этому любых, а не только хронологических новаций, станет явным перебором. Поэтому, сочувствуя поискам новой хронологии, я, тем не менее, сам этой проблемой озадачен не был. Реакция но мои выступления тут была в целом более явная, но скорее отрицательная, чем положительная. Членам группы не понравилось то, что в моей книге, помимо рассмотрения достижений моего предшественника Г.С. Гриневича, я осмелился дать целый раздел и его критики. Поэтому мне показалось, что мою книгу члены этой группы не читали, а лишь просмотрели по диагонали. Но всё-таки подержали в руках, чего другие так и не удосужились сделать.

Здесь членов группы и сочувствующих оказалось уже более ста человек, и кое с кем, например, с Ярославом Аркадьевичем Кеслером, я позже неоднократно встречался. Ряд присутствовавших в неофициальной обстановке, в кулуарах, выказывали мне своё восхищение. Но в целом после моих двух выступлений интерес ко мне со стороны группы «Цивилизация» пропал, и больше меня туда не приглашали.

Что же касается профессуры академического плана, то моя книга вызвала у них скорее недоумение: с чего это я занимаюсь какой-то чепухой? Ведь всем известно, что никакой слоговой письменности у славян до Кирилла не было, да и не могло быть, иначе ее бы давно выявили, еще в XIX веке. Полудиким племенам, какими были славяне до IX века, никакая письменность совершенно не была нужна. А творчество Г.С. Гриневича - это вопиющий дилетантизм, только дискредитирующий науку (в отношении его метода исследования они были правы и я был вынужден с ними согласиться). Не поддержали меня и родственники, которым с одной стороны, было приятно, что в их среде появился человек, издавший книгу, но, с другой стороны, они никогда научных книг не читали, и моя работа показалась им очень сложной, хотя я очень постарался сделать стиль монографии научно-популярным. И даже один из моих студентов позже сказал, что хотя книжка интересная, но обычная - как будто бы в каждой изданной книжке других авторов у славян открывается новый самобытный тип письменности.

Всё это меня скорее удивило, чем разочаровало. По истории вопроса я знал, что когда Н.В. Энговатов в начале 1960 года только заикнулся о возможности существования докирилловской письменности, СМИ в виде газет и журналов тут же принялись излагать его идеи, хотя на поверку ничего кроме упрощенных кирилловских букв от полустертых штемпелей при чеканке средневековых монет он предъявить не мог. Во всяком случае, интерес у общественности был огромным, а реальные достижения исследователя пока что нулевыми. Статья Г.С. Гриневича в 1991 году в журнале «Русская мысль» вызвала уже меньший энтузиазм у читающей публики, хотя там были показаны возможности подлинной дешифровки некоторых надписей, ибо часть знаков руницы была определена им верно. Тем не менее, о его работе я слышал от многих знакомых, но СМИ уже не включались. Иными словами, результатов стало больше, а общественного резонанса - несколько меньше. И вот теперь, когда я прошел путь дешифровки руницы до конца и смог предъявить научной общественности результаты завершенного научного исследования, ей это стало безразлично; её интерес иссяк. Что ж, этого я знать заранее не мог, и столкнулся как с фактом только после выхода книги.

И я подвел итоги: семь тысяч экземпляров книги канули в Лету, не произведя не то что крохотной волны на поверхности общественного мнения, но даже едва заметной ряби. Лишь пара соленых брызг попала мне в глаза, разъедая их и вызывая ощущения жжения. Оставалось утешаться лишь тем, что книга имела коммерческий успех: года через полтора, когда мой запас из ста книг был раздарен знакомым и я захотел купить со склада издательства «Вече» хотя бы десяток книг, мне смогли продать только последние семь экземпляров. Больше там не нашлось ни единой книжки, хотя поскребли по всем сусекам.