В.А.Чудинов

Рис. 13. Черняховские надписи по М.Л. Серякову

Но мы не можем согласиться с его трактовкой надписей на местных изделиях как якобы греческих или рунических, а также с тем, что «появление их можно предположительно отнести за счет инородного культурного влияния» БРИ, с. 7). К этим местным изделиям можно отнести надписи на светильнике из селища Собарь в Приднестровье, рис. 12-9 (РИ3, с. 240, рис. 19), и на вазе из погребения у села Косаново в Гайсинском районе Винницкой области, рис. 12-8 (КРА, с. 84, рис. 5-2). Вряд ли можно согласиться с тем, что эти знаки подражают античным образцам или представляют собой тамги типа скифских или аланских, либо являют собой “некие магические знаки типа оберегов” (БРИ, с. 4). Не отношу я к руническим знакам и то, что было найдено М.А. Тихановой. Поэтому я полагаю, что вопрос о знаках на местных изделиях ни этой исследовательницей, ни П.А. Британовым решен не был.

Мнение М.Л. Серякова. Проблемой черняховской письменности занимался и М.Л. Серяков. Он писал: “Хорошо известно, что почти сразу после открытия памятников черняховской культуры в XIX веке вот уже целое столетие продолжается спор об ее этнической принадлежности. По этому вопросу в ученом мире было высказано три предположения. Одни ученые (Б.А. Рыбаков, М.Ю. Брайчевский и др.) считают черняховскую культуру в основном славянской, вторые (П.Н. Третьяков и др.) рассматривают ее как полиэтничную и, наконец, третьи (почти все немецкие археологи, часть польских и румынских, а у нас в стране — М.А. Тиханова и Ю.В. Кухнаренко) связывают ее в основном с готами. Как видно из продолжающейся целый век дискуссии собственно археологические материалы не позволяют однозначно решить вопрос этнической принадлежности данной культуры. И тут на помощь приходят памятники письменности. М.А. Тиханова, считающая черняховскую культуру германской, притом не только готской, аргументирует свое мнение находками из поселения у села Лепесовка, так и обнаруженным в Лецканах (Румыния) пряслицем с рунической надписью... Нельзя не согласиться с выводом исследовательницы... Бесспорно, что германцы, и в первую очередь, готы являлись одним из основных компонентов данной культуры” (СЕР, с. 91-92). Об этнической принадлежности черняховской культуры готам, на наш взгляд, столь категорически высказываться нельзя, ибо кроме пряслица из Лецкан, всего единственной надписи готов, других доказательств готской принадлежности черняховской культуры нет.

Тем не менее, М.Л. Серяков продолжает: “Однако именно памятники аисьменности не позволяют считать черняховскую культуру чисто германской на все 100%. Так, в той же Лепесовке было найдено пряслице со знаками, рис. 13-3. Рун на них М.А. Тиханова не видит и полагает, что это символические знаки. Однако на обломке черняховского сосуда из Рипнева, рис. 13-4, мы вновь видим какие-то знаки, которые не могут быть соотнесены с рунами. Наличие различных систем письменнности не просто в рамках одной культуры, но даже на материалах одного поселения у села Лепесовки делает наиболее вероятным предположение о полиэтничном характере черняховской культуры” (СЕР, с. 93). Как видим, М.Л. Серяков пытается опротестовать готский характер черняховской культуры, опираясь на результаты работы самой М.А. Тихановой и не вникая в суть надписей. Это уже неплохо. Вместе с тем, на наш взгляд, все приведенные на рис. 13 надписи носят чисто славянский характер, а единственное готское пряслице из Лецкан могло попасть именно в данный пункт путем торговли, или даже как трофей. Так что в лице М.Л. Серякова мы видим сопротивление готской трактовке черняховской культуры.

Слоговое чтение славянских рун. Первым из эпиграфистов попытался прочитать черняховские надписи как славянские руны эпиграфист-любитель Г.С. Гриневич. Вначале, в 1991 году, он опубликовал журнальный вариант своих чтений (ГРИ). В этом варианте было много неоправданных эмоций, поэтому для анализа лучше взять второй, более сдержанный монографический вариант (ГР2). В нем исследователь предлагает славянское слоговое чтение четырех надписей на памятниках черняховской культуры, что до него никто не пытался делать. Подобного рода попытки следует всячески приветствовать, поскольку вслед за черняховской культурой на том же месте возникает мощная славянская культура, так что логика исторического развития приводит к предположению о славянском характере и черняховских древностей. Однако, чтобы не опорочить данную идею, доказательство славянского характера черняховских находок следует проводить достаточно аккуратно. К сожалению, именно это Г.С. Гриневич и не смог осуществить.

Прежде всего он рассматривает пряслице из Лецкан, давая справку о его находке и о чтении В. Краузе. Однако чтение со стороны германского рунолога нашего эпиграфиста не удовлетворило. “Чтение надписи, предложенное В. Краузе,— писал он, — более чем неопределенное. Но иначе и не могло быть, поскольку надпись выполнена не германскими рунами, а занаками письменности типа черт и резов” (ГР2, с. 65). Заметим, что признаком хорошего тона эпиграфиста является не выдвижение необоснованного собственного мнения, а создание системы доказательств в пользу иного чтения. Кроме того, понятие “неопределенности чтения” является очень странным аргументом. Г.С. Гриневич не показал, в чем же ошибся В. Краузе: он мог не так разложить лигатуры, пренебречь словоразделителями, прочитать руны нестандартным образом или не в той последовательности. Однако никаких претензий по поводу собственно чтения Г.С. Гриневич предъявить не смог; его не устроил общий смысл надписи. К сожалению, тут уже речь идет о содержании текста, которое здано его автором; эпиграфист не имеет к нему никакого отношения.