В.А.Чудинов

Социальный опыт, приобретенный от публикации статьи. Публикация моей маленькой заметки о надписи в Ипатьевском доме высветило ту закулисную сторону науки, о которой обычно люди, далекие о науки, имеют смутное представление. Итак, я получил весьма интересный опыт, отдав одну статью в “Вопросы языкознания”, печатный орган РАН, а 4 других — в журнал “Русская мысль”, печатный орган самопровозглашенного Русского физического общества, где собрались, мягко говоря, “любители древней русской словесности”. Профессионалы мне отказали, и на одну мою статью дали 4 рецензии, где две были “за”, две — “против” публикации. В “Русской мысли” меня опубликовали, дав на 4 статьи одну рецензию, в которую вкрапили мою статью за подписью рецензента и в которой обозвали меня “жуликом” за то, что я не ссылался на Гриневича, их кумира, но зато использовал знаки из своего силлабария, (то есть заимствовал их сам у себя), хотя часть знаков в наших силлабариях совпала (но так и должно было быть, все-таки меньшую часть знаков Г.С. Гриневич угадал). Академик Ю.С. Степанов, давший на мою статью положительную рецензию в «Вопросах языкознания», нашел в себе силы сдержать эмоции, издатель В.Г. Родионов, не имевший ученой степени и, возможно, даже высшего образования, свои эмоции не сдержал, и публично показал, что это такое. Дело не в том, что у любителей страсти кипят бурнее; просто признанные ученые умеют их обуздывать, у них хорошо развиты тормозные процессы. Напротив, как свидетельствует общая психология, инстинкты развиваются у личности быстрее, нежели тормоза, и уравновешенная личность образуется в результате длительного самовоспитания. Как раз такого самовоспитания и нет у любителей, как нет и таланта профессионалов; кроме того, они в упор не слышат своих оппонентов, не хотят их слышать, и для этого устраивают ловушки типа той, которую мне напоследок сделал Родионов, предложив сначала написать статью о методах моей собственной дешифровки и о моем собственном силлабарии, а потом, попросив нарочно очень небольшую заметку, чтобы я не мог сослаться на собственные результаты. Зато в таком случае меня можно было прилюдно обвинить в плагиате. Я-то не мог бы ответить, любой мой ответ Родионов бы не напечатал. На нынешнем жаргоне такое поведение принято называть “подставкой”, хотя на нормальном русском языке это называется подлостью. Я рассчитывал на другое, на то, что как Родионов, так и Гриневич обрадуются тому, что у их лидера появился последователь. Причем последователь не раболепный, не глядящий в глаза САМОМУ, а служащий идее древней русской культуры. Но из моего диалога с Г.С. Гриневичем получился монолог; ОН не хотел снисходить до объяснения с каким-то там ”профессором философии” (не уверен, что он сам являлся кандидатом геолого-минералогических наук). Академик, простив мне мои неточности, предложил мою статью опубликовать; дилетант, дав ухудшенный вариант чтения, ни словом не обмолвился о достоинства и недостатках моих попыток. Получается, что иметь дело с академиками проще, честнее и результативнее, чем с непризнанными наукой дилетантами, хотя бы где-то и ухватившими кусочек истины.

Краткое послесловие. До этого послесловия данная статья представляла собой фрагмент из монографии, написанной в конце 90-х годов; сейчас, когда страсти улеглись, можно кратко рассмотреть последующую судьбу всех участников конфликта.

Первым сошел с дистанции Владимир Григорьевич Родионов. Насколько я понял, он не разбирался ни в физике, ни в лингвистике, а просто хотел заработать на новом журнале, дав ему патриотическое название «Русская мысль» и публикуя «непризнанных гениев». Сначала он хотел опубликовать непризнанных физиков, однако не имел понятия о маркетинге и о расчете возможного сбыта. Физические журналы расходятся с большим трудом, читать формулы умеют очень немногие, а желание вникать в суть подынтегральных выражений существует у еще меньшего круга читателей. Поэтому, как правило, их тиражи составляют всего сотни экземпляров, а редакции сидят на дотации государства. Тем не менее, после отмены цензуры в начале 90-х годов можно было продержаться пару-тройку лет. Потом он познакомился с Гриневичем, которого решил опубликовать для пробы, и коммерческий успех первого номера превзошел все ожидания. Если бы Гриневич продолжал работать в том же духе, то есть, хотя бы в одном журнале из трех публиковал нечто интересное и свежее, возможно, что журнал продержался бы дольше. Но, не просчитав ёмкости рынка и дав тираж монографии Гриневича в 11 тысяч экземпляров, Родионов полностью исчерпал свои финансовые возможности, а новые журналы ему приносили сплошные убытки. Ненадолго он полностью сменил тематику журнала на монархическую, ибо его приняли в дворянство и сделали журнал Печатным Органом Его Императорского Величества, однако денег не дали. Такая тематика оказалась еще менее востребованной, и журнал умер.

С Гриневичем Родионов расстался, оставшись весьма недовольным. Этот эпиграфист не только не умел фонтанировать, но даже не смог выполнять самую простую рутинную работу. Его монография не содержала ни одной новой дешифровки надписей на предметах, найденных на Руси, по сравнению с журнальной статьей! Там были краткие обзоры, примерно на уровне последнего класса школы; там были попытки дешифровки экзотических надписей, вроде надписей индийских дравидов; там были попытки оправдать нелепые звучания прочитанных прежде текстов; однако всё это – просто расширенный комментарий к статье, а не новая и более масштабная работа дешифровщика. Вторая монография, опубликованная через 6 лет после первой, уже после расставания – раза в три тоньше первой и опять посвящена экзотическим дешифровкам. Так что Родионов понял, что понадеялся на некого барина, который работал только в охотку и микродозами. Он ошибся в выборе своего хозяина и кумира, за которого был готов перегрызть глотку каждому. Взамен он получил одни убытки. Краем уха я слушал, что Его Благородие Господин Родионов опять организовал какое-то издательство, однако, зная его неумение сдерживать эмоции и нерасчетливость в коммерции, не думаю, что это издательство не постигнет та же участь, что и «Общественную пользу», которое оказалось общественно бесполезным. Его Благородие погорел на Нём – на Кумире. И на Его Императорском Величестве. Но не творить себе кумиров он, видимо, не способен.

С моей точки зрения, почти сошел с дистанции и Гриневич – каждая его новая книжка оказывалась слабее предыдущей. По мере того, как я уточнял состав руницы, количество правильно определенных Гриневичем знаков в ней составляло всё меньший процент, так что сейчас я полагаю, что он определил правильно не более 1/3 слоговых знаков этой письменности. Падают и тиражи его книг: второй том «Праславянской письменности» (ГР2) (1999) имел уже 3 тысячи экземпляров (против 11 тысяч первого тома), «Начала генной лингвистики» (ГРН) (2001) – всего 1 тысячу экземпляров. За последнее десятилетие ХХ века книжки стали издаваться яркими и красочными; тогда как у Гриневича их оформление осталось очень скромным, и к тому же его книжки издаются в бумажном переплете. За последние 15 лет его престиж не только не поднялся, но, скорее, стремительно приближается к нулевой отметке – об этом исследователе потихоньку начинают забывать. Похоже, что он высказал всё, что мог.

Но и он расстался с Родионовым с чувством глубокого неудовлетворения: тот не смог выплатить ему обещанный авторский гонорар. Иными словами, Родионов повел себя как жулик не только против меня, в котором он видел конкурента своему Кумиру, но и против Самого Кумира. Теперь мне стало понятно, почему слово «жулик» постоянно вертелось у него на языке. Он всех мерил на свой аршин.