В.А.Чудинов

«Наконец, третья надпись относится тоже к средневековью, но в определенном отношении к гораздо более раннему времени. Она найдена в очень интересном археологическом заповеднике — пещере Каменная могила, что в 18 км от Мелитополя, на реке Молочной, рис. 245-5 (Даниленко 1986, с. 75, рис. 26). Она гласит: ЛОЖИ У КАМОРА РУНА, что не требует перевода, но нуждается в пояснении. Слова КАМОРА в значении “камера”, “комната пещеры” вызывает некоторый скепсис: неужели оно существовало в русской речи еще в средние века? По надписи выходит, что существовало. Но какие руны следовало бы сложить камеру? Из многочисленных рисунков на отдельных камнях (названных современными археологами “чурингами”) , что они составлены из орнамента так называемого “линейно-геометрического стиля”, который, при ближайшем рассмотрении, распадается на знаки слогового письма, только очень древнего, насчитывающего несколько тысячелетий. С нескрываемым удивлением читал я тексты этого, вероятно, древнейшего в мире письма. Однако средневековые люди, попавшие в “камору” и не утратившие навыки чтения и письма слогами, вполне поняли содержание текстов, часть этих “чуринг” решили положить именно в эту “камору”. Так что ЛОЖИТЬ У КАМОРУ они предлагали не сами РУНА, то есть надписи, а камни с текстом. При этом мы сталкиваемся с несколько иным пониманием слова РУНА: оно относится не к современному для читавшего шрифту, а к древнему» (ЧУ3, с. 4-5). Заметим, что В.Н. Даниленко свой рис. 26 на с. 75 озаглавил просто “Надпись на плите № 51”, трактуя как “средневековую хазарскую”, тогда как у Б.Д. Михайлова она “готская” (МИХ, с. 168, рис. 98-9). Опять-таки забавно, что два специалиста, открывшие в Каменной Могиле ряд новых гротов, высказывают два различных, но одинаково ложных суждения. Я же первые данные по Каменной Могиле законспектировал и перерисовал 4 июня 1994 года и тогда же прочитал — первую среди многочисленных надписей этого памятника; по своему характеру она действительно средневековая. Так что слово РУНА было множественным числом от такого же слова РУНА в единственном числе и означало КАМЕНЬ С НАДПИСЬЮ.

«Таким образом, три разных надписи упоминают одно и то же слово РУНА в отношении нескольких разных понятий: 1) лигатур из слоговых знаков (на сакральном предмете), 2) отдельных средневековых слоговых знаков (противопоставляемым буквам) и 3) древних слоговых текстов (начертанных на священных камнях). Отсюда можно сделать, что слово РУНА в слоговых надписях — отнюдь не случайно, и оно применяется именно к знакам слогового письма. При этом особенно показательна надпись № 2: девушка спохватилась вовремя, перейдя на слоговые знаки, иначе бы надпись не соответствовала содержанию. А противоположное содержание было бы: ПИСАЛА БУКВАМИ ЛИЛИ. Поэтому слово РУНА, видимо, понималось как антоним к слову БУКВА. Но это означает имя нарицательное, а не собственное. Мы ведь называем БУКВОЙ знак и кириллицы, и глаголицы, и латиницы, и рунического футарка; наши предки, скорее всего, понимали под РУНОЙ знак слогового письма. В таком случае можно предложить специальное название для слогового письма по уже существующей славянской модели: если отдельный знак алфавитного письма назывался БУКВА, то имелось и письмо под названием БУКВИЦА; но точно так же, если имеется отдельный знак слогового письма под названием РУНА, то было бы естественным считать его составной частью РУНИЦЫ. Так можно было бы отличить слоговое письмо славян, руницу, от германского футарка» (там же, с. 5). Как видим, слово РУНИЦА в тот момент было моим изобретением. Позже мне оно встретилось в литературе, что меня несказанно обрадовало (значит, я думал в верном направлении). Но главное — то, что удалось разрешить проблему: существуют РУНЫ РУНИЦЫ — славянские слоговые знаки, есть РУНЫ ФУТАРКА — германские буквенные знаки несколько иной, хотя и близкой формы, и есть СЛАВЯНСКИЕ РУНЫ — те же руны футарка, но использовавшиеся славянами для надписи предметов, которые могли представлять некий интерес (например, познавательный) и для германцев. С этого момента, то есть с 25 февраля 1995 года мне самому стало ясно, чем я занимаюсь — я изучаю РУНИЦУ.

«При этом я исхожу из того, что руны руницы древнее рун футарка англичан, немцев и скандинавов, а также тюркских рун и так называемых “славянских рун” (славянских надписей германскими рунами) и вполне могли быть их предшественниками, хотя бы отчасти. Слово РУНА возводят к готскому R`U N A, (тайна) или древневерхненемецкому R`U N`A N (шептать) (СМИ, с. 425), (жужжать) (HAN, S. 2). На мой взгляд, однако, слово РУНА есть подвергшееся фонетической замене Л на Р слово ЛУНА, ибо древние руны служили для описания или вычисления положения Луны, а сама письменность появилась у народов, живших еще по лунному календарю. Поэтому в практике употребления термина РУНА следует добавлять, какие именно руны имеются в виду — германские, “славянские” или руны руницы. Но, как мне кажется, совершенно неприменима к рунам характеристика черноризца Храбра, назвавшего их “чертами и резами”, ибо так можно назвать и пиктографию, и современное алфавитное письмо. Это — насмешка Храбра, а не название шрифта» (ЧУ3, с. 6). Далее следует список литературы из 7 наименований.

Данная статья была задумана для решения сразу нескольких проблем. Во-первых, прямых выпадов там ни против кого нет, а упомянуты лица, жившие более века назад, так что вроде бы данная заметка ничьих интересов не задевала и потому легко могла быть опубликована. Во-вторых, она была адресована Л.Н. Рыжкову, который очень широко употреблял слово РУНЫ, отождествляя знаки руницы и германские буквы, и когда он меня вводил в курс дела, я тоже не особенно их различал, пока не стал читать работы В. Ягича. Так что в случае публикации он бы получил возможность всякий раз уточнять, что именно он имел в виду. Но самый тонкий расчет был на то, что эта заметка попадет на глаза Г.С. Гриневичу, который слоговую письменность славян постоянно называл письмом типа “черт и резов”. Я не поленился посмотреть его терминологию: в статье (ГРС) термин ПИСЬМО ТИПА “ЧЕРТ И РЕЗОВ” упоминается на с. 4, 5, 6, 8, 13, 28; как синоним употребляется слово “праславянская письменность”, однако слово РУНЫ отсутствует полностью (это вызвало неудовольствие Л.Н. Рыжкова). В монографии (ГРМ) мы читаем на с. 29: «В современной научной литературе этот вид “первоначального докирилловского” письма получил название письма типа “черт и резов” или “славянского рунического” письма». Но на с. 41 мы уже видим термины “письмо типа черт и резов” и “письменность типа черт и резов” (последнее дважды); затем этот термин повторяется на с. 43, 86 и ряде других. Словосочетание “славянское руническое письмо” — это термин Л.Н. Рыжкова, который мог настоять на том, чтобы хотя бы в одном месте он прозвучал. Термин “черты и резы” заимствовали от Г.С. Гриневича и его популяризаторы (СТО). Таким образом, термин РУНЫ был Г.С. Гриневичу чужд, даже когда он читал надписи на фигурках из Ретры или Микоржинских камнях. И вдруг, когда выходит его том 2 “Праславянской письменности” (Гриневич 1999), я не верю своим глазам: часть первая называется РУНЫ! (Точнее, РQНЫ — это так он обозначил ЮС БОЛЬШОЙ). Оказывается, РQНЫ — «это наше славянское, точнее праславянское письмо (письменность!)» (там же, с. 6). Кто бы мог подумать! А как же “черты и резы”? А теперь их нет и в помине. Вот такая удивительная метаморфоза. Но кто же показал Г.С. Гриневичу, что слово РУНЫ читается в “письме типа черт и резов”? Если бы он дошел до этого сам, он бы привел хоть один пример, на который можно было бы сослаться — в этом примере он должен был бы прочитать слово РУНЫ в тексте, исполненном руницей. Но этого нет. Тем не менее, одна ссылка у Гриневича есть: «Я писал о неудачных опытах чтения славянских письменных памятников, РQНЪ, с помощью германского рунического письма Футарка рунологом В. Краузе. Наш современник, тоже рунолог из разряда “тайноведов” Антон Платов в своей книге “Руническая магия” пытается тем же способом читать надписи на Микоржинских камнях. Его не устраивают четкие и ясные тексты, исполненные знаками праславянской письменности, фонетическое значение которых подтверждено многократно» (там же, с. 13). Итак, ни Краузе, ни Антон Платов как рунологи Гриневича не устраивают, поскольку читают германские РУНЫ как германские. А они, по мнению Г.С. Гриневича, “родные, славянские”. Но ведь они были “чертами и резами”, и никакой Л.Н. Рыжков не мог доказать, что они — РУНЫ. А теперь вдруг они ославянились. Как же это?

Чудес на свете не бывает. Естественно, что Г.С. Гриневича убедили три моих примера чтения слова РУНА и РУНОВЬ. Но сам он на них сослаться не мог: статья Павлины Петровой написана по-болгарски, книга В.Н. Даниленко — по-украински, а у Г.С. Гриневича с этим сложности. А вдруг фрагменты надписей входят в более обширные композиции, где объяснения даются в тексте? Тогда надо вчитываться в болгарские или украинские строки. Что же касается надписи РУНОВЬ КОЛЪ, то она исполнена орнаментом, который Г.С. Гриневич тоже не читает. Но все три примера бьют в одну точку: слово РУНА — славянское. Правда, этимология его у Г.С. Гриневича удивительная: РУ — это ПИСЬМО, а НЫ — НАШЕ: «Лингвистический элемент РQ, выражающий понятие “письменность”, есть в таких русских словах как РQКА и РQЧКА (“ручка” — то, чем пишут), а лингвистический элемент НЫ — косвенный падеж местоимения МЫ — НЫ, НАС ... (Срезневский)» (там же, с. 6). Итак, вместо корня РУН- и окончания -А, данное слово разлагается, оказывается, на “лингвистические элементы”! Интересно, по каким учебникам Г.С. Гриневич изучал русское словообразование? И изучал ли он его?

Словом, мой “троянский конь” сработал; я понял, что все три мои статьи Г.С. Гриневич прочитал. Первая его и возмутила (я его там критиковал так, что возразить было нечего, иначе последовали бы возражения), и заинтересовала (нашелся единственный человек, который провел разбор текста по существу). Отсюда — неуверенный тон В.Г. Родионова и его выжидательная позиция. Но отсюда же и последовавшее предложение либо ссылаться на “Сводную таблицу” Гриневича, либо сделать подобную таблицу самому. Это был уже “троянский конь” Гриневича. В самом деле: Г.С. Гриневич был убежден в собственной непогрешимости и в том, что дать таблицу лучше него невозможно. А поскольку тогда нужно было бы заимствовать знаки из его “Сводной таблицы”, меня можно было бы обвинить в плагиате. Однако эта хитроумная ловушка сработать не могла в принципе: ибо в конце своей статьи (Гриневич 1991, с. 28) он писал: «пользуясь “Сводной таблицей знаков праславянской письменности” (рис. 14 / лист 1, 2, 3, 4) или более компактной таблицей “Слоговые знаки праславянской письменности” (рис. 15), любой из читателей может выполнить эту проверку» — речь шла о проверке его дешифровки. Иными словами, он предлагал обе свои таблицы в безвозмездное пользование читателей. Но когда он увидел, что я применяю иные надписи, иные методы чтения, иную подачу материала и получаю, вообще говоря, лишь небольшое число тех знаков, какие с огромным трудом и за много лет получил он, а, кроме того, и иные знаки, то могу себе представить, как он вознегодовал! Возможно, ему захотелось меня как-то проучить, но как?

Однако я имел дело не с ним, а с В.Г. Родионовым, который на меня не произвел впечатление человека, искушенного в тонкостях эпиграфики. Третья статья, как я понял, чисто издательски ему понравилась при первом просмотре, но по его меркам и она была несколько длинновата, тогда как он еще накануне, для того, чтобы заинтересовать читателя, попросил меня дать какую-нибудь небольшую заметку с собственной дешифровкой, ибо в журналах часто освобождается место в 1-2 странички, которое можно использовать. Действительно, я знал это по своим предыдущим публикациям на темы по философии, методологии науки и психологии. Поэтому я быстро откликнулся и наряду с третьей заметкой дал совсем короткую, написанную чуть раньше, 20 февраля 1995 года, о двух вариантах чтения надписи на стенах дома Ипатьевых (ЧУ4).